– Он настолько мелочный? – И опять во взгляде легкое ехидство.

Похоже, моему родственнику ничто человеческое не чуждо. Или… с кем поведешься?

– Да нет, он не любит, когда спиваются малолетние.

После такого заявления нам ничего не оставалось, как дружненько расхохотаться.

На фоне тысяч лет за спиной Элильяра, да и самого Сарката, я действительно выглядел малолетним сосунком. Впрочем, мысль о том, что не возрастом единым… посещала меня уже не один раз. Вызывая два совершенно разных ощущения: благоговение перед их опытом и тревогу за собственное самолюбие. Однако сейчас речь не шла ни о том, ни о другом.

И каким бы непринужденным ни казался смех Сарката со стороны, я уже был в состоянии заметить тревогу в глубине его глаз. И, насколько бы неожиданным это ни было, он разделял со мной душевную боль.

Я рассказал ему многое о нашей жизни на Земле, о первой маминой любви, заставившей ее душу покрыться корочкой льда, когда она больше не верила в то, что в ее сердце сможет расцвести еще один цветок счастья.

О том, как то ли случайность, то ли чужая воля свела в одном месте ее и принца Олейора. И о той ночи, когда наследник в неосознаваемом бреду, согревая, держал мамину ладонь в своих, пытаясь вернуть ее душу из той бездны, куда отправила ее сфера Хаоса. О своих младших сестренке и братишке, для которых вероятность еще раз увидеть свою мать теперь, когда я знал истинную цель Асии, стремительно сводилась к нулю.

Я рассказывал ему, а он слушал. Позволяя мне замолкать, когда я сглатывал встающий в горле комок, подливая мне в бокал вина, когда это становилось единственным, что могло помочь мне избежать готовых хлынуть потоком слез. С недоверием и восхищением смотря на меня, когда я упомянул о бое мамы и Ярангира.

И опустил ресницы, пряча от меня взгляд, когда сдерживая рвущийся из груди стон, я подошел к рассказу о предательстве жрицы. Тому самому, из-за которого самый дорогой для меня человек сейчас находился в непосредственной близости к правителю Дарианы. По странной прихоти судьбы напоминая ему ушедшую в Пустоту Единственную.

И лишь в самом конце, когда мой рассудок почти потонул в дурманящем море вина, он поразительно трезвым голосом уточнил:

– Чего ты хочешь?

И услышав в ответ: «Чтобы она вернулась ко мне», – с застывшей вместо лица маской кивнул.

Правда, в тех обрывках воспоминаний, которые у меня остались после этой ночи, понять, что бы это значило, мне было сложно. Да и не хотелось.

Но я был рад, что вместо того, чтобы напиваться в одиночестве потерявшей тепло комнаты, нелегкая занесла меня именно сюда. И не только потому, что в страдающем от похмелья утре не было толкавшей на необдуманные поступки невыносимой тоски, но и потому, что вместо тоненькой паутинки, связывавшей меня с Саркатом, эта ночь выстроила между нами широкий и надежный мост.

Я доверился, а он принял мое доверие.

– Сегодня вечером мы начнем твое обучение. – Вместо благодарности за все, что он сделал, сказал я поднимаясь.

Впрочем, это и была благодарность. И он это понимал не хуже меня.

– И ты будешь способен на этот подвиг? – уточнил он с той же насмешкой, которой радовал меня уже не первый раз за те полчаса, что прошли с момента моего героического пробуждения.

Вместо ответа я лишь на мгновение прикрыл глаза. А когда открыл их, то он оказался впечатанным в ближайшую стену, продолжая нагло улыбаться.

Несколько мгновений я наблюдал за тем, как он пытается освободиться от невидимых пут. И пусть до успеха ему было очень далеко, но тактику освобождения от моего заклинания он выбрал верную. В очередной раз убеждая меня в том, что из него будет толк.

– Ты еще сомневаешься? – с доброжелательной издевкой задал я свой вопрос.

– Нет, мой учитель.

Услышал я его ответ, в котором было слишком много наигранного смирения, чтобы я мог ему поверить. Это наталкивало меня на одну очень неожиданную мысль: еще неизвестно, кто из нас и для кого станет учителем. И если я ему буду открывать мир магии, он предлагает мне взамен не менее значительное.

Что ж… видимо, правы те, кто говорил, что истина – в вине. Или… откровенности. В способности не боясь удара в раскрытую душу отдать себя. Ничего не потребовав взамен.

Мне не хотелось думать об этом сейчас. Когда уже поздно было задумываться о том, правильно ли я поступил, придя именно сюда. И доверил свою боль именно ему, еще вчера бывшему моим врагом, но сумевшему принять ту новую жизнь, которую я ему предложил.

– О времени я сообщу тебе позже.

Я сбросил магические путы и улыбнулся, видя как Саркат сполз по стене. Похоже, он не предполагал, что свобода может оказаться так близко. Выходя из комнаты, мимоходом кивнул ничего не понимающим терам.

А за дверями меня ждал сюрприз в виде прислонившегося к перилам лестницы Саражэля, смущающего демонов своим невозмутимым видом.

– Я был удивлен, не увидев развалин дворца, – вместо приветствия заметил он, окидывая меня внимательным взглядом.

И этот туда же. Плохо, что мои предпочтения уже так хорошо изучены и хорошо, что я еще могу кого-то при этом шокировать.

– Для меня самого, когда я проснулся, это стало не очень хорошей новостью. Боюсь, теряю квалификацию, – с нарочитым бурчанием заметил я, проходя мимо. – Надеюсь, ты не с приказом отправить меня в темницу?

– Если бы ты назвал место, откуда не сможешь выбраться, Элильяр именно это и сделал бы. – И задумчиво добавил: – Для твоей же безопасности. Когда ты вчера, даже не заметив этого, взломал защиту дворца повелителя, на всех это произвело незабываемое впечатление.

Я на мгновение притормозил, вспоминая, как потерял над собой контроль, и с удивлением отметил, что помню не только, как я это делал, но и то, что хотел при этом посоветовать Арх’Онту. Его защита была великолепна, но… слабовата по потоку Хаоса. Впрочем, удивляться этому не стоило: добровольцев, желающих исправить эту оплошность, до недавнего времени на Лилее практически не было. А те, кто был, завязли бы во второй основе и переплетении стихий, делавших попытки проникнуть внутрь невозможными.

Если только… Я был потрясен. Не столько потому, что я не был первым, кто это сделал, сколько в том, что Закираль должен был иметь нераскрытые способности равновесника, чтобы суметь с этим справиться.

Надо будет при случае поделиться своими открытиями с Элильяром и Аароном. И пусть для всего происходящего это не имело никакого значения – чернокожий воин выходил в своем владении магией на какой-то немыслимый уровень, – лишние знания редко когда вредили правителям.

– Я могу подсказать не место, а состояние, – с некоторой флегматичностью в голосе парировал я.

Правда, мне недолго удавалось поддерживать эту маску на своем лице. Лишь до тех пор, пока я не увидел изумления на лице обычно хладнокровного лорда.

– Ты что… совершенно ничего не помнишь?

Надо признать, что попытки найти в своей памяти хотя бы что-то похожее на то, что могло бы вызвать такие чувства у Саражэля, ни к чему не привели. Если только… Нет, он меня не разыгрывал.

– Что еще я натворил? – затравленно уточнил я.

Одновременно и желая этих знаний и, вполне закономерно, опасаясь.

– Меня здесь не было, – начал Саражэль, еще до конца не поверивший в то, что я и правда не в курсе собственных проделок, – но рассказанное впечатленными демонами плохо вписывается в то, что мне о тебе, Александр, известно. Ты едва сдерживал свою силу, и когда охранные амулеты перестали справляться с ней, один из гвардейцев сделал попытку тебя увещевать.

И замолчал… все еще рассчитывая, что с дальнейшим я и сам справлюсь.

Зря…

– Надеюсь, я не оскорбил достоинство повелителя?

– Оскорбил, – мрачно подтвердил мои догадки лорд. – Правда, в таких словесных выражениях, что в глазах демонов это была скорее должная оценка его качеств. Так что с этой стороны тебе грозит лишь благоговейное восхищение этой расы, которая благодаря тебе узнала о своем повелителе много нового. Но, когда тебе намекнули, что защита вот-вот рухнет, выдавая присутствие даймонов на территории дворца Элильяра, ты обозвал криворуких магов, создававших эти самые амулеты словами, наличия которых в твоем лексиконе никто не предполагал, и сам выставил щиты.